Немецкий бизнесмен и российский гражданин Штефан Дюрр показал свои владения Олегу Харсееву и Олегу Мухину.
Большая часть молока в Центральной России производится в компании немецкого бизнесмена Штефана Дюрра. Зачем он решил строить бизнес в России, как чувствует влияние прошедшей войны и почему посоветовал Владимиру Путину ввести контрсанкции, узнал корреспондент "Огонька"
Образцовый Лискинский район Воронежской области на полпути от Москвы до Ростова-на-Дону, если ехать по трассе М-4. Именно здесь начинал свой животноводческий бизнес Штефан Дюрр, немец из Западной Германии, который в 1990-х сначала продавал сельхозтехнику, а затем начал строить большие молочные комплексы. Сейчас их у группы "ЭкоНива" только в трех областях больше десятка, в год они дают около 200 млн литров.
— Когда я приехал на практику по обмену в 1989-м, все перемены были очень интересны. Что касается сельского хозяйства, то в нем было не все хорошо, и это открывало большие возможности,— рассказывает Штефан на хорошем русском, почти без акцента. Мы сидим в кабинете на первом этаже небольшого двухэтажного дома. Дом — прямо на территории молочного комплекса и от других построек почти не отличается. Тут владелец компании с выручкой 150 млн евро в год проводит большую часть своей рабочей недели: руководит обширным хозяйством, назначает переговоры, отсюда выходит, чтобы прокатиться на лыжах или велосипеде, трижды в неделю бегает по 10-15 километров.
— Остаться в России я решил, когда познакомился с будущей женой в 1994 году,— поясняет бизнесмен.— Вышла она за меня замуж с условием — жить будем в России. Сначала пытался заниматься экологической продукцией — покупал у фермеров урожай, на своей крупорушке перерабатывал просо и гречиху и отправлял на экспорт. И пока нас китайцы ценами с этого рынка не вытеснили, нас хорошо покупали. Потом занимались семенами, начали торговать немецкой техникой. Криминал в стране нам не мешал — "сельхозников" воспринимали как дурачков, мол, продают какие-то старые тракторы развалившимся колхозам. Мы были просто неинтересны.
Начинал Штефан в Калуге, Подмосковье и Воронеже — туда его позвали друзья-практиканты, приезжавшие по обмену в Германию. А выбрав Лискинский район для нового проекта в растениеводстве, попал под влияние бессменного волевого местного главы Виктора Шевцова. Когда купили бывший колхоз "Тихий Дон" с 400 коровами, их хотели сразу убрать. Но тогда Шевцов сказал, что вместе с коровами уйдет и бизнесмен, потому что коровы — это рабочие места на селе. Коров оставили, но быстро выяснилось, что как дополнительный источник дохода они не годятся: большие убытки, если ими не заниматься серьезно. Пришлось осваивать это направление, за что теперь Дюрр благодарит Шевцова.
Память по-русски
От фермы до Дона по прямой — меньше 10 километров. Именно по реке на этом участке в 1942 — начале 1943 года проходил фронт.
— Конечно, к немцам здесь, в Центральной России, особое отношение,— рассказывает Штефан.— В Сибири мы тоже это чувствуем, но меньше. Но нигде и никто, по крайней мере в глаза, ничего плохого не сказал. В Германии война — это что-то неловкое для людей, что было и прошло. Здесь не так. Но в адрес нашего поколения я не чувствую обвинений. Были люди, которые говорили про меня негативно — мол, немец; но это было вызвано, как правило, какими-то своими причинами. Был здесь по соседству кооператив, и люди были недовольны председателем, хотели идти к нам. Тогда председатель начал говорить: мол, наши родители защищали эту землю своей кровью, а вы отдаете немцу, чуть ли не фашисту. Но ему было не за кровь своих родителей обидно — хотел остаться председателем. А еще когда я строил комплекс, был у нас шеф-монтажник из Германии. Он на своей будке поднял немецкий флаг. Я ему говорю: снимай флаг, зачем нужно? Он говорит: если снимешь немецкий флаг, я уеду отсюда. А специалист хороший. В итоге подняли рядом и российский флаг. Люди все правильно поняли: председатель Союза ветеранов написал даже хорошее письмо об этом в районной газете.
Тяготы душевности
— В русском человеке больше души,— сравнивает качества российских и немецких работников Штефан.— Больше возможности импровизации и меньше рациональности. У немецкого все четко, пунктуально, но не хватает импровизации и душевности. Хотя душевность, если честно, иногда мешает. А еще работоспособность у российских сотрудников больше, я в Германии всегда об этом говорю...
Но в России больше и разброс: лучшие кадры гораздо более работоспособные, но и нижняя часть, кому ничего не нужно, в России хуже. Немцы отработали восемь часов — и пошли отдыхать. А здесь, если надо поработать в выходной, я просто звоню и говорю: надо прийти. Народ, может, и не очень рад, но говорит: хорошо, Штефан, во сколько? Если попросить в Германии, начинается: у меня то день рождения у дочери, то другое... Почти невозможно вытащить на работу, а если и получается, то потом приходится выслушивать, как это нехорошо.
Штефан рисует на бумаге человечка, стоящего перед стеной.
— Немец пойдет сразу наискосок, а русский прямо: вдруг дырка все-таки есть? И если немец привык, что стена стоит и будет стоять, то русский все равно пойдет по прямой, вдруг она передвинется или есть дырка? Мол, пока я дойду, видно будет. И иногда получается, а иногда приходится обходить.
Ученое молоко
Внутри молочных комплексов становится ясно — коров здесь очень любят. Они везде: изображены на стенах, красуются на плакатах, светятся с заставок рабочих компьютеров...
Бизнес для Штефана Дюрра, кажется, никогда не был только средством заработать. Продукция компании выпускается под брендом "Академия молочных наук", и "ЭкоНива" организует "просветительские" туры на молочный комплекс на 1800 голов. На первом этаже коровы, привыкшие к доильному залу "карусель", сами заходят, становятся на свое место, отдаиваются и по кругу проезжают к выходу. А прямо над ними на втором этаже расположился единственный в России музей молока. Здесь — от бронзового швейцарского бидона XVIII века до советских стеклянных баночек для сметаны. В углу — лучшие работы детских конкурсов, призванных пропагандировать сельский образ жизни: статуэтки коров, модели молоковозов, самодельные емкости... Здесь же лежит первая детская сельскохозяйственная газета России, выпускаемая компанией вместе с раскрасками на "профильную" тему.
— Мы были удивлены представлениям детей, откуда берется молоко,— рассказывает Штефан.— Некоторые спрашивают: а сколько корова пьет молока, чтобы его дать? Приезжают сюда и из других регионов — не только дети, но и взрослые. Может приехать отдельная семья, и мы тоже постараемся ее провести по комплексу, рассказать.
Русский порядок
Соседнее с первым молочным комплексом село Щучье в полях на правом берегу Дона, где с прошлого года работает небольшой молокоперерабатывающий завод "ЭкоНивы", в конце XIX века принадлежало немецкому помещику Вульферту. Немец внедрял передовые по тем временам технологии, сделал планировку села — и народ оценил. Когда в начале 2000-х у жителей села спросили, какого инвестора они хотели бы видеть в своем хозяйстве, уважение к немцам стало одним из аргументов.
— Стараемся помогать — чистим, обкладываем плиткой, если надо,— Штефан указывает на большой памятник Неизвестному солдату на въезде в одно из лучших в районе сел.— А храм мы построили на старом месте, где он был еще до революции. Жаль, чертежи нигде не нашли — пришлось воссоздавать по рассказам. Детский садик район просил отремонтировать. Но куда ремонтировать — его сносить надо и новый строить! И построили, вроде с запасом, на 40 мест, а теперь больше стало детей в селе, не хватает...
В селе Штефана знают: из проезжающих машин каждый второй приветственно взмахивает рукой и улыбается...
Зачем Путину санкции
Российское гражданство Штефан получил от Владимира Путина.
— Губернатор Алексей Васильевич Гордеев попросил для меня гражданство у президента. Когда Путин приехал в Воронеж, губернатор отдал на подпись ему бумажки, чтобы инстанции разные не затягивали. Там все расписано про меня было. Гордеев подумал, что президент просто напишет резолюцию, чтобы процесс ускорился. А он взял и все прочитал! И давай спрашивать у губернатора: почему так, почему этак? Он вообще западный немец или восточный? — Западный.— Да он что, ненормальный? И выразил желание со мной познакомиться. А когда затем в 2014 году приехал, мы втроем сидели у губернатора, говорили по-немецки. Была душевная, семейная обстановка. Признаюсь, тогда я сказал: я бы принял какие-то контрсанкции, чтобы на Западе почувствовали, что это не игра в одни ворота.
Обращение бизнесмена из католической веры в православную тоже прошло с участием губернатора: Алексей Гордеев сам предложил Штефану быть его крестным, а потом ночью поездом поехали в Москву — к отцу Тихону (Шевкунову)...
Кто решает
— В Германии бизнес больше как футбол, в России — как хоккей,— Штефан с удовольствием ищет различия.— Здесь у нас он быстрее, меньше продуман и можно потолкаться. А что касается государственных правил — намерения верные. Только действия иногда непродуманные: сначала делаем, потом задним числом исправляем, потом делаем по-другому ... А думаем все правильно. Но одно ведомство тянет в одну сторону, другое — в другую, пока президент не скажет. Теперь нам надо, чтобы рабочие вопросы научились решать самостоятельно.
Олег Мухин (Фото Олег Харсеев), журнал "Огонек"
