Бывает, что картины становятся известными только из-за имени художника. Но случай с «Марусей» уникален: эта картина сама вернула имя своему творцу – всеми позабытой художнице Елене Киселёвой из Воронежа.
Провинциальные музеи порой таят в себе массу сокровищ. Вот, например, Воронежский областной художественный музей имени И.Н. Крамского. Мало кто знает, что основой коллекции музея стала коллекция Музея древностей изящных искусств Императорского Юрьевского университета, эвакуированного из Тарту после начала Первой мировой войны. Поэтому в Воронеже можно увидеть самые настоящие древнеегипетские саркофаги и подлинные маски из древних Микен. Богаты и запасники музея, хранящие коллекцию искусства принцессы Евгении Ольденбургской, у которой под Воронежем было роскошное имение с замком; также там хранится и личная коллекция художника Крамского.
Собственно, история, о которой мы собираемся вам рассказать, началась именно в запасниках Воронежского художественного музея.
В 1960 году искусствовед музея Маргарита Лунёва нашла в запасниках яркую картину «Маруся» – портрет красивой неизвестной женщины. На обороте холста значилась только дата и имя художника – Елена Киселёва, 1913 год. В архиве музея удалось выяснить, что данное полотно передала из Ленинграда в Воронеж мать художницы Мария Киселёва в 1929 году.
"Маруся"
Маргарита Лунёва заинтересовалась художницей – каждому воронежскому краеведу известно, что в те годы в Воронеже жил и работал известный математик Андрей Петрович Киселёв – автор знаменитого учебника по геометрии, на котором выросли все поколения советских школьников.
Искусствовед проверила архивы – и точно, Елена Киселёва оказалась родной дочерью математика Киселёва, но более ничего о художнице не было известно.
Что ж, Лунёва решила разыскать следы пропавшей художницы в Ленинграде. И в архивах Академии художеств нашлись сведения, что в 1898 году Киселёва стала студенткой Высшего художественного училища при Академии, а с 1900 года она стала учиться в самой Академии, причем в мастерской самого Ильи Репина. И не просто учиться – девушка из Воронежа стала одной из любимейших учениц известного живописца-профессора.
Более того, в архивах Академии нашлось и письмо, написанное в 1921 году Киселёвой к Репину. Правда, обратного адреса в письме не было указано, зато на конверте стоял огромный лиловый штамп «Пошта Србије» – национальной почтовой службы Сербии.
Лунёва обратилось к коллегам-музейщикам из Белграда, и через несколько лет они сообщили сенсационную новость – оказывается, Елена Киселёва, которой исполнилось уже почти 89 лет, до сих пор жива. И живет она с мужем в Белграде – правда, старики почти ни с кем не общаются, но зато Елена Андреевна готова ответит на все вопросы в письмах.
И между женщинами завязалась переписка, которая длилась семь лет – до 1974 года, до последних дней жизни Елены Киселёвой.
Так из небытия вдруг возникла непростая и изломанная человеческая судьба – типичная для страшного ХХ века.
Елена Киселева "Автопортрет"
Елена Киселёва родилась 15 октября 1878 года в Воронеже – в те годы ее отец, Андрей Петрович Киселёв преподавал механику и черчение в Воронежском реальном училище, затем в Воронежском кадетском корпусе, а также принимал активное участие в общественной жизни города – он 7 раз избирался в городскую думу. У Елены, которая была в семье старшей, были еще брат Владимир и сестра Надежда.
В Воронеже семья Киселёвых жила в самом центре. Уже в преклонном возрасте Елена Андреевна вспоминала о городе детства: «Помню нашу Садовую, помню театр, каток в городском саду, где мой отец устраивал когда-то электрическое освещение, а я раскатывала на коньках по большому кругу со своими поклонниками-гимназистами. А там где-то внизу был знаменитый монастырь, куда я бегала во время экзаменов помолиться за благополучное сдавание экзаменов. И базар, куда я бежала после катка, чтобы купить каленых орехов. А спуск вниз к реке, наш Яхт-клуб, деревянный мост к острову и там Петровский Яхт-клуб с ботиком Петра Великого. Там были купальни, там брали лодки, чтобы ехать кататься на шлюз. До сих пор помню запах этой реки Воронеж».
С ранних лет она мечтала научиться рисовать, и тогда отец нанял ей педагога – известного воронежского художника Михаила Пономарева, который в качестве вольноприходящего ученика учился в Академии художеств в Санкт-Петербурге. Вернувшись в Воронеж, Пономарев организовал в городе Кружок любителей рисования и Воронежское фотографическое общество. Между прочим, художника избрали гласным городской Думы, а в 1910 году Пономарев свой капитал и двухэтажный каменный дом пожертвовал на открытие собственной рисовальной школы. Так что нет ничего удивительного в том, что после уроков Пономарева, влюбленного в искусство, Елена стала мечтать о поступлении в Академию художеств.
И вот, окончив с золотой медалью Мариинскую женскую гимназию, Елена уехала в Санкт-Петербург, где поступила на математический факультет Бестужевских курсов и в Высшее художественное училище. Вскоре она окончательно определилась с выбором жизненного пути и набилась в ученицы к самому Илье Репину.
И началась богемная жизнь – занятия, студенческие вечеринки, салоны, митинги суфражисток…
По примеру многих художников она едет подышать «воздухом свободы» в Париж, где она буквально заболевает импрессионизмом. Именно тогда она рисует «Марусю» – портрет сестры какого-то художника, чье имя навсегда кануло в Лету. И набросок картины «Парижское кафе» – эскиз своей дипломной работы, которая удостоилась разноса от Репина. «Молодая художница, попав за границу, вместо изучения действительно художественных произведений, – негодовал академик, – стала подражать крикунам-пачкунам, стремящимся хоть чем-нибудь обратить на себя внимание».
В итоге дипломной работой Елены стало полотно «Невесты. Троицын день» – групповой портрет крестьянок Воронежской губернии.
Елена Киселёва. Невесты. Троицын день
За эту картину Елена Киселёва – первой из русских женщин-выпускниц Академии – получила Золотую медаль Академии и официальное пенсионерство, то есть возможность продолжить учебу за границей. Журнал «Огонек» тогда писал: «Пенсионерство, данное Киселёвой, можно только приветствовать. В ее лице Академия впервые венчает лаврами ученицу и по заслугам».
Впрочем, из стен Академии художница вышла не только с дипломом, но и с новой звучной фамилией – Черная-Перевертанная. Дело в том, что на последнем курсе она вышла замуж за Николая Черного-Перевертанного – давнего поклонника и сына председателя Воронежского городского суда. Однако замужество было недолгим – когда супруг понял, что его знаменитая жена вовсе не собирается сидеть дома и готовить ему борщи, он завел любовницу – какую-то балерину. Дальнейшие его следы теряются, но от замужества осталась красивая подпись: Елена Черная-Перевертанная. Может быть, именно поэтому в Воронежском художественном музее ничего и не знали о творчестве Елены Киселёвой, потому что своей девичьей фамилией она практически и не подписывала свои работы?
Развод же с супругом она оформила без участия мужа – произошло это уже в 1923 году в Сербии, когда у Елены давно уже была вторая семья.
Итак, несколько лет Киселёва провела в Париже, посещая известную Академию Родольфо Жюлиана – для любимой дочери отец, получавший приличные гонорары за учебники, купил в Париже приличную квартиру с мастерской. Затем она путешествовала по Италии, принимала участие в выставках Союза русских художников в Мюнхене и в Риме.
За границей она познакомилась и со своим вторым мужем – математиком Антоном Билимовичем, который проходил стажировку в Гетингенском университете и в Париже. Вместе они вернулись в Россию. Как писала сама художница, эти «десятые» годы она считала лучшим временем в своем творчестве – ей сопутствовал успех на выставках в России и за рубежом, она была полна творческих сил, ее высоко оценивали известные живописцы, и в первую очередь, конечно, Репин. Несколько её картин приобрел для своей частной коллекции и Максим Горький.
Накануне Первой мировой войны Елена Андреевна вместе с профессором Билимовичем переехала в Одессу, где в 1917 году у них родился сын Арсений.
В 1920 году в связи с приближением к городу большевиков Билимович с женой и сыном бежали за границу – его родной брат, профессор Киевского университета Александр Дмитриевич Билимович, был тесно связан с Белым движением. В России, охваченной огнем гражданской войны, остались ее родители и брат с сестрой, которых ей больше не суждено было увидеть.
Впрочем, они иногда писала отцу и матери – именно по ее просьбе Мария Эдуардовна и передала «Марусю» в открывшийся в родном Воронеже Художественный музей.
Новой родиной для них стала братская Сербия – вернее, тогда на месте будущей Югославии находилось Королевство сербов, хорватов и словенцев. И, надо отметить, что карьера Антона Дмитриевича в Сербии сложилась весьма удачно: он стал работать по контракту в Белградском университете и даже был избран членом Сербской академии наук и искусств. Также профессор Билимович принимал участие и в работе Русского научного института в Белграде, преподавал в русско-сербской гимназии, обучая математике детей русских эмигрантов.
А вот Елена Андреевна постепенно стала домохозяйкой – все силы отнимало воспитание сына и поддержание порядка в доме, в котором почти каждый день собиралось много гостей – университетских коллег и ученых.
В письме Лунёвой в Воронеж Елена Андреевна вспоминала: «В эмиграции сначала было очень трудно и не до живописи. А когда мы стали на ноги, было уже поздно. Восторжествовало новое направление в живописи, и я стала не нужна, или, по крайней мере, я так чувствовала для себя… К тому же мой муж был слишком большим ученым, совершенно поглощенным своей наукой и своими работами, он не мог помогать мне в ведении хозяйства и в воспитании сына. Все было на мне. У нас много людей бывало, жили, что называется, “открыто”, но никто не интересовался художницей Киселёвой… ».
Потом началась война. Профессор Билимович, не желая сотрудничать с оккупантами, вышел в отставку. Семья осталась жить в оккупированном Белграде.
В 1942 году единственный сын художницы Арсений вместе с женой был арестован и отправлен в немецкий концлагерь Црвени Крст, построенный нацистами возле сербского города Ниш.
Арестовали его как заложника – немецкие власти установили таксу: за одного погибшего от рук партизан немецкого солдата расстреливали 100 заложников. И расстрелы шли два раза в неделю – причем в один день нацисты убивали только цыган и евреев, которые у них не считались заложниками, в другой день – только заложников. Таков был немецкий порядок.
Всего же за три года работы «лагеря смерти» через него прошли около 30 тысяч заключённых, из которых каждый второй узник был казнен.
В 1944 году концлагерь Црвени Крст был взят югославскими партизанами.
И смертельно больной Арсений с женой вернулся домой. Но здоровье сына было абсолютно подорвано. Вскоре после возвращения из лагеря он умер.
После этого внутри у Елены Андреевны как будто что-то оборвалось – она больше так никогда и не смогла заниматься живописью.
Антон Дмитриевич Билимович и Елена Андреевна Киселева во дворе собственного дома. Белград. 1938 год
После войны Антон Дмитриевич снова был принят на прежнюю должность профессора Белградского университета. В 1955 году он ушел на пенсию, но до глубокой старости продолжал работать – словно стараясь затмить славу именитого тестя, он написал 6 учебников по геометрии.
В 1970 году Антон Билимович скончался.
Елена Андреевна после его смерти дала обет молчания и ушла в себя, проводя все время в своем саду с розами. Да ей и не с кем было общаться: жена Арсения вместе с сыном уехала в Канаду и оборвала все связи, коллеги мужа тоже все скончались.
Единственным человеком, с кем тогда разговаривала Киселёва, была искусствовед Лунёва.
В одном из писем она писала: «Большое спасибо Вам за Вашу необыкновенную заинтересованность моей судьбой, моей жизнью, за то, что Вы меня, так сказать, “вытащили на свет”. Благодаря Вам, я нашла своих родных – оказалось, что у меня много племянниц и их детей еще. А я считала, что у меня никого в России нет…»
Также она приняла решение передать в Воронеж все свои картины.
Елена Киселёва. Портрет сына. 1925 год
Она писала Лунёвой: «Жизнь кончается… Родных здесь у нас никого нет, все, что осталось от моих “произведений” – просто пропадет. Конечно, все, что у меня есть, не представляет никакой особой ценности, но все же жалко выбросить в печку…»
Она передала в Воронеж все картины и рисунки, кроме одного – своего самого последнего рисунка. «Портрет сына на смертном одре» был написан в день смерти Арсения.
До самой своей смерти в 1974 году Елена Андреевна держала этот рисунок у себя в комнате, а после смерти, по ее завещанию, во время кремации он был сожжен вместе с ней.
P.S. В этом году в Музее русского импрессионизма в Москве прошла первая в столице за минувшее столетие персональная выставка Елены Киселёвой.
Владимир Тихомиров